В гомеопатии есть средство под названием "пульсатил". Его прописывают тем, кто, слушая музыку, плачет.
Анаис Нин
]Джесс лениво потянулась на мягком уютном диване, раскрывая бутылку виски. На полу валялись пустые пакеты из-под чипсов, какие-то пульты управления вперемешку с её одеждой.... Теперь, когда не было ЕЁ, Джесс нередко предавалась тихим девичьим радостям в одиночестве. Всё вокруг напоминало Джесс о НЕЙ - даже мягкий диван, который они вместе выбирали на прошлогодней выставке мягкой мебели из Хельсинки. Джесс уныло перевела взгляд на ЕЁ фотографии, повсюду развешанные на стенах - всякий раз, когда ОНА уходила, Джесс приходила ко мне в ателье, и я увеличивала ещё одну фотографию, абсолютно схожую с предыдущей, снова ЕЁ. Молодая, рыжеволосая девушка сверкала со слегка пожелтевших фото тёмными точками веснушек, усыпавших её бледное лицо, и прекрасными ровными зубами.
Джесс стало немного грустно, но где-то в глубине души она прекрасно осознавала, что ОНА, конечно, вернётся, как возвращалась обратно всегда. Джесс, заглушая слабый поток никому не нужных, горьких мыслей, жадно прильнула мягкими тёплыми губами к холодному горлу бутылки. Спустя какое-то время в её желудке стало горячо и приятно, словно кто-то возбуждающе непристойно ласкал её тело изнутри. Джесс, довольно прищурив глаза, запустила ладонь под лёгкую простыню, прикрывавшую её гибкое тело.... Именно в этот момент за дверью послышалась неуверенная дробь шагов. У порога она затихла, и кто-то долго не решался постучать. Наконец, тихий стук заставил Джесс "вернуться". Девушка, устало приподняв тёмные от несмытых теней веки и накинув махровый халат, кое-как перевязав его поясом, так и не прибегнув к молнии, последовала к двери. Мягкие горячие волны всё ещё настойчиво блуждали в её животе, алкоголь связывал тонкие упругие вены в замысловатые узелки.... Джесс раскрыла дверь. На пороге, конечно, была ОНА.
- Нагулялась? - несколько дерзко обратилась Джесс к невысокой девушке с длинными спутавшимися рыжими волосами.
Она подняла печальный взгляд ярких зелёных глаз на Джесс, словно умоляя о чём-то совсем несложном, пустяковом, но таком важном для неё, как воздух или еда.
Джесс стало стыдно. Горячие волны медленно превращались в ноющие неприятные спазмы больной печени, испорченной алкоголем.
- Проходи. - Прошептала она одними губами.
Рыжая слабо улыбнулась и переступила порог.
- Я же говорила, что ты всё равно и на этот раз не сможешь.... Потому что и я не смогла... - продолжила Джесс.
- Ты!.. - перебила её рыжая, - да ты и не пыталась вовсе!!!
Джесс промолчала, сглотнув горькую оскому правды. Она ощущала, что рыжая хотела причинить ей боль....
- Он послал тебя? - пытаясь задеть ее, не унималась Джесс.
Внезапно рыжая кольнула её ядовитым пронзительным взглядом - Джесс опустила глаза. Только сейчас она заметила, что джинсы рыжей по самое колено были в грязи. Рыжая обратила внимание на заинтересованность Джесс.
- Мы ехали в машине - его стареньком, пропитанном запахом бензина и сигарет джипе. Я смотрела на его сильную левую руку, уверенно манипулирующую рулём, - его правая была глубоко в моих джинсах. - Джесс с интересом взглянула на рыжую, грациозно взмахнув чертовски густо прокрашенными ресницами - чёрные соринки туши упали на её щёки. Джесс уже не испытывала злобы и обиды - всё страшное было позади. Она лишь время от времени как-то странно облизывала пересохшие губы.
- Ты сказала ему? - тихо прошептала Джесс, сокращая дистанцию.
Рыжая молча кивнула.
- Все мужики козлы. Они не переносят испорченных баб. - Продолжила Джесс, - теперь ты понимаешь, почему я не пускала тебя? Я не хотела, чтобы ты страдала снова, понимаешь? - Джесс положила тонкие пальцы на её, ещё совсем юные плечи, усыпанные мягким золотом спускавшихся волос. Её голос звучал очень нежно, почти как материнский. Но Джесс не была ей матерью, хотя она и была старше её на 7 лет.
Рыжая обречённо опустила ресницы - из её глаз стекли на веснушчатые щёки несколько солёных капель боли - ядовитого эликсира неразделённого чувства, жалкой, потухавшей надежды.
Джесс, незаметно усмехнувшись, продолжила:
- Милая! Ты можешь уходить тысячи, даже миллионы раз! - она искусительно улыбнулась - в её животе вновь возродились горячие поцелуи пламени, - но запомни, ты всегда будешь возвращаться ко мне.
Рыжая опустила голову на плечо Джесс. Возможно, она понимала, что Джесс была права, но не хотела с этим мириться....
- Как только я сказала, что спала с девушками, он вытолкнул меня из машины, почти на ходу... прямо в канаву.... - её плечи судорожно подёргивались от слёз.
- Не надо было говорить, Клер.... Не плачь! - голос Джесс проник в самое сердце рыжей, разрывая его на части изнутри и сковывая тяжёлыми цепями снаружи. Между тем горячие волны бились внутри Джесс, тоже разрывая её на кусочки, желая вырваться на свободу. Она коснулась губами маленького рыжего холмика макушки Клер. Рыжая не сопротивлялась и уже не плакала.
- Пожалей меня, Джесс! - тихо прошептала она. - Пожалей, как раньше.
- Конечно, дорогая! - Джесс бережно коснулась губами её мягкого, ещё совсем детского лица.
- Ниже.... - тихо прошептала Клер, - ниже...
Руки Джесс скользнули под её рубашку, с наслаждением лаская такую тёплую, знакомую грудь.
Рыжая всё ещё вздрагивала в её объятиях, но это был уже не страх, а дрожь переживаемого восторга, самого дорогого чувства в её жизни. Она не пила в тот вечер, но внезапно почувствовала нежные, горячие волны в животе, такие же, какие ощущала Джесс в тот момент, и слабо выдохнула:
- Ещё ниже... Пожалуйста!..
Утром Джесс проснулась как всегда рано. За окном давно рассвело, но холодные стены её дома по-прежнему не принимали солнечного света, и она, неслышно привстав на постели, любовалась своей маленькой радостью - золотым солнышком по имени Клер.
Джесс было 23, когда увидела её впервые. Тогда она ещё работала оператором в пейджинговой компании, и вечером возвращалась домой, задыхаясь от морозного воздуха, пронизывавшего, по традиции, её "южное" тело зимой. Мягкий чёрный шарф всё время предательски сползал с плеча. Шнурки давно развязались. Хотелось повалиться в первый попавшийся сугроб, зарыться поглубже и умереть в холодном одиночестве. Джесс проходила мимо катка, залитого специально для детей из детского дома, расположенного поблизости. Детей редко выпускали гулять - Джесс видела их лишь во второй раз. Их радостные, звонкие крики и смех помогли Джесс отвлечься от тёмных мыслей. Она смотрела в их детские счастливые и, вместе с тем, одинокие, грустные лица, и каждый, ловя этот взгляд, наверняка, глубоко в душе желал кинуться ей на шею, сказать что-нибудь хорошее взамен за безвозмездную, пусть даже мгновенную родительскую ласку.... Они были жалки, как и сама Джесс когда-то. Их потрёпанные коньки с изрядно поржавевшими лезвиями, казалось, раздобыли для них, как какую-то подачку, на городской свалке. Многим из них было уже больше 15-и, но они были такими же детьми с одинокими, молящими глазами, как и их младшие сверстники. Джесс проводила взглядом лихо проехавшего по серому льду юношу лет шестнадцати, грубо растолкавшего на своём пути нескольких девочек, которым не хватило коньков.
- Ёбырь. - Машинально пронеслось в голове Джесс. - Он имеет их, как хочет, а они боятся вымолвить слово, как покорные рабыни.
В это мгновение она обратила внимание на маленького мальчика, лет шести, громко закричавшего, поскользнувшись, упав навзничь на ледяное ложе. Никто не помог ему подняться - даже их надзирательница, по-видимому, стерва. Он встал самостоятельно, потирая разбитые ладони и горько всхлипывая. Его шнурки развязались и несколько таких же детей уже снимали с него коньки, оставляя его на морозе босиком.... Он пытался кричать и плакать, увы, бесполезно. В их мире царили свои жестокие законы несправедливости и неравноправия.
- А ведь у меня никогда не будет детей.... - пронеслось в голове Джесс. - Ни-ког-да.... - проговорила она вслух.
- Что никогда? - за её спиной послышался совсем юный голос.
Джесс обернулась и на секунду остолбенела. Её словно ослепила яркая солнечная вспышка, разъевшая тонкую роговицу.
- Ты почему не катаешься? - очень нежно спросила Джесс улыбавшуюся ей рыжую девочку, лет шестнадцати.
- Мне не дали коньки. Это всё Фред - он очень жадный, - она указала пальцем, несколько остерегаясь, что он заметит, на того самого "ёбыря".
Ещё не понимая, почему, Джесс стало как-то необъяснимо радостно на душе. Ей хотелось рассказать этому солнышку о том, какими жестокими и мерзкими бывают мужчины, почему-то захотелось поведать ей всю историю своей нелёгкой жизни.
- Хочешь жвачку? - спросила она девочку. Та обрадовано закивала в ответ, подставляя худенькую обветренную ладошку.
- Слушай, - продолжала Джесс, - а почему бы вам не собраться всем вместе и не проучить его?
- Это невозможно. Его любят все девочки. Скорее они МЕНЯ убьют.
- А ты не любишь? - заинтересованно спросила Джесс, как ей тогда казалось наивного, светлого ребёнка.
- После того, как он отымел и избил меня на спор прямо в женской спальне...
Джесс подавилась жвачкой.
- Я Клер. - Девочка дружелюбно протянула ладонь.
- Джессика. Если хочешь, называй меня Джесс, это, всё равно, не настоящее моё имя...
Тёмные волосы Джесс развевались по ветру, касаясь рыжих вьющихся локонов; яркие синие глаза сверкали, окаймлённые морозным инеем, сливаясь во взгляде с зелёным океаном слёз бессонных ночей в бесконечном ожидании.... Чёрная тушь мерно осыпалась на бледные щёки, иногда долетая да алых, абсолютно не накрашенных, обветренных губ, которые мысленно прикасались к пухлым налитым юным губам Клер.
- Эй, ты, ёбырь! - закричала на весь каток Джесс.
Клер почти не падала, катаясь в тот вечер. Она была самой красивой, самой счастливой, самой солнечной среди окружавших её подростков. Джесс смотрела на неё, не отрываясь, и вскоре поймала себя на мысли, что любуется ею....
Клер, наконец, потянулась на постели, ещё не раскрыв глаза. Джесс бережно убрала длинную чёлку с её лица и так же бережно поцеловала в щёку.
- Джесс, ты прелесть.... - промурлыкала Клер, поднимая веки.
- Обещай, что больше не оставишь меня.
- Ты скучала? - её голос звучал немного нагло и, вместе с тем, кокетливо.
- Я спилась.
- Как тебе не стыдно! - казалось, рыжая насмехалась над ней.
- Ты же знаешь, я не могу без тебя. Я умираю, когда тебя нет рядом.... Ты мой инстинкт.
Рыжая бесслышно хихикнула.
- Смеёшься? - обиженно спросила Джесс.
- Нет. Просто ещё никогда меня не называли "инстинктом"!
Джесс тяжело вздохнула. Что-то неприятно закололо в правом боку.
- Лежи, я принесу тебе кофе. - Она быстро поднялась и направилась на кухню.
- Инстинкт... - прошептала Клер, смакуя это слово, пытаясь представить его в воздухе, но оно моментально таяло белым снегом под мягкой простынёй, касаясь её колен. - Наверное, я слишком испорчена....
- Вот это в самый раз! - обрадовано воскликнула Джесс, указывая рыжей на короткое синее платье с глубоким вырезом.
- Ты вечно наряжаешь меня как куклу! - недовольно заскулила Клер.
- Оно восхитительно!.. Примерь!
- Чем я могу вам помочь? - к девушкам приблизился молодой улыбающийся парень-консультант.
Он не смог бы им помочь, даже если бы они попросили. Виной был его единственный, но весомый недостаток - мужской пол. Ехидно переглянувшись, девушки, прихватив платье на вешалке, проворно нырнули в примерочную. Консультант удивлённо проводил их взглядом. Занавеска не доходила до пола... Парень смотрел на босые ноги, мелькавшие в этой щели. За ширмой, очевидно, завязалась какая-то возня: занавес немного заносило то вправо, то влево, но как он ни старался, увидеть происходившее внутри было невозможно. Внезапно он заметил, как босая ножка поднялась в воздух и, почему-то, ещё долго не показывалась в щели. На пол упал какой-то белый предмет. Его не поторопились поднимать, и спустя несколько секунд парень узнал в них настоящие кружевные трусики. Перехватило дыхание. Он был не в силах сделать шаг в сторону основной части магазина. Всё поплыло, когда перед его глазами вслед за бельём прямо на пол посыпалась вся остальная одежда....
Раздался тихий крик. Клер всегда вскрикивала, кончая.
Перед глазами парня на пол всё ещё летела мерными хлопьями одежда, кружась в сумасшедшем вихре с сухими опавшими листьями. Он схватился за голову, но листья всё летели.... Летели.... Посылая приветы белой зиме из рыжей, тоскливой осени....
Джесс жила в небольшой квартире двухэтажного дома. Она, в принципе, полностью устраивала девушку, но и, как все материальные ценности, имела свои конкретные недостатки. Например, Джесс несказанно раздражало то, что все окна её квартиры выходили на серые стены высоких, близ стоящих многоэтажек. Создавалась иллюзия заточения двадцатитрёхлетней девушки в какую-то крепость. Джесс поначалу смущало это, но постепенно она привыкла и в своём роде полюбила свою тёмную "хижину". Только она старалась как можно больше бывать на улице: ей не хватало солнечного света. Ранним утром, отправляясь в магазин, она поднимала лицо к светлеющему небу, желая, чтобы тёплые жёлтые лучи коснулись её бледного лица. Утренняя аллея была пуста - на мгновение мимо Джесс мелькали спортсмены-бегуны и велосипедисты, но всё это не в счёт... Джесс умывалась небесным теплом, вдыхая тёплые струи озона. На её ногах были тяжёлые ботинки на шнуровке, естественно, шнурки пожизненно развязывались в самые неподходящие моменты.... Джесс отлично справлялась с надоедливыми поклонниками-извращенцами при помощи этой мощной обуви. Так странно.... Теперь эти кожаные "монстры" нежными лапами аккуратно раздвигали словно шерстяную, шуршащую опавшую листву красных и оранжевых клёнов, тополей, орешников и дуба.... Солнечный свет вошёл в Джесс, как раз когда развязались её шнурки.... Она не обратила на них никакого внимания, неторопливо перебирая тяжёлыми ботинками, тревожа мягкие охапки чьих-то ещё горячих воспоминаний о лете, о чьих-то чужих поцелуях и ласках.... Джесс вдыхала этот сладкий воздух, сознательно ослеплялась ярким солнцем, пила все эти забытые кем-то чувства, словно сладкий ванильный коктейль из длинной трубочки.... Она танцевала. Она тихо закрывала глаза. Её целовало солнце - ей хотелось плакать от этой порочной, безответной любви.... Горячо! Больно! Но приятно. Джесс всегда хотелось, чтобы в её жизни было больше солнца, чтобы солнце было повсюду: когда она засыпала и раскрывала глаза утром.... Ничего не поделаешь. Изнеженная солнечным теплом девочка Джесс когда-то жила на юге Франции, и звали её Джастин. Потом, когда ей было 15 лет, они бежали с матерью от жестокого отца-пьяницы сюда - в Англию. Поначалу было очень трудно. Холодно. Не было денег. Мать каким-то образом достала для них эту антикварную квартиру, в которой так и осталась жить Джесс.
Через некоторое время, Джесс тогда было не больше 16-и, её мать умерла от какой-то женской болезни. Джесс осталась одна. Одна в чужой стране. Одна под чужим солнцем. Поначалу она, блуждая по "зажиточным" переулкам, пела и танцевала, протягивая тонкие пальцы к жирным сытым щетинистым рожам, приговаривая с интонацией детской жалости: "Donnez-moi le pain!" (франц. "Дайте, пожалуйста, хлеба!"). Так продолжалось, пока один богатенький холостой мужичок не сказал ей тихо-тихо, прямо на ухо:
- Пойдём со мной, милая! Ты не пожалеешь. Я дам тебе не только хлеба, а всего, чего ты пожелаешь.
Молоденькая Джесс купилась. Он и ещё несколько вонючих алкоголиков зверски избивали её две недели. Стоит ли говорить, до какой степени она была обесчестена.... Просто с того времени Джесс на всю жизнь возненавидела мужчин, как жестоких, бесчувственных самцов-вампиров, питающихся ароматной женской плотью....
Я помню тот холодный дождливый день, когда вы впервые очутились в моём крохотном фотоателье. Мне было как-то странно видеть вас обнимающимися у всех на виду. А если быть честной, наверное, просто завидно. Я видела, как ты очень бережно целовала её озябшие после дождя пальцы, как дышала на них и шептала что-то очень нежное в её маленькое круглое ухо. Я видела, как нежным факелом вспыхнул румянец на её мягких веснушчатых щеках. Видела, как она что-то пыталась тебе доказать, но ты не слушала её, точнее, не хотела слушать. Ты просто прикасалась влажными пальцами к её губам и беззвучно произносила те чёткие слова, которые невозможно не прочитать по губам: "Я люблю тебя". Она смущённо опускала длинные светлые ресницы и неловко теребила молнию своего плаща. Я чувствовала томный, пьянящий запах эфирных масел, исходивший от твоих блестящих волос. Рыжая тоже чувствовала. И тоже пьянела. Никогда не забуду, как в один из таких дней вы сильно ругались, как всегда у всех на виду. Как ты кричала на неё, как текли слёзы по её щекам, как она умоляла тебя о чём-то, но ты уверенно во всё горло вопила "нет". И тогда она упала на колени и принялась целовать твои ноги.... Ты мне тогда показалась такой сильной.... А она - лишь жалкой марионеткой, извивавшейся у твоих стройных ног.... Все смотрели на вас, бурно перешёптываясь, я была вынуждена прервать свою работу. "Ну, это уже слишком!" - подумала я, уверенно шагая в вашу сторону в широких туфлях, постоянно "хлюпающих" из-за большого размера. Когда я подошла вплотную, она, наконец, обратила на меня внимание. Я не ожидала от неё такого обращения:
- Чё уставилась, придурошная?
Джесс как-то недовольно взглянула на неё, потом на меня, рассчитывая несколько смягчить ситуацию. В этом взгляде, окутанном густыми расплывшимися тенями вокруг глаз, было все: твоё отношение к жизни - измученность, усталость... Я поняла: как ты, на самом деле, была слаба! Виной всем твоим страданиям, твоим горьким наркотиком была она.
- Знаешь, дорогая, - весьма вежливо я обратилась к этой молоденькой рыжей бестии, - я не знаю, сколько тебе - 16? 17? Может, всё же 18? В любом случае, я старше тебя. И намного. Недавно мне исполнилась 25. - Джесс с интересом взглянула на меня из-под пушистых, густо прокрашенных ресниц. - Во-первых, ты ещё слишком мала, чтобы так разговаривать со старшими. Во-вторых, я не сказала тебе ничего обидного. И, в-третьих, я и есть владелица ателье, и подошла узнать, чего же вы всё-таки желаете.
Она взглянула на меня с не меньшим презрением, чем смотрела на неё я. Два красных желчных фонаря, словно с китайского квартала, вспыхнули где-то в самом сердце её глаз. Она не собиралась извиняться, не собиралась отчитываться. Тем не менее, она поднялась с колен и, жалостно взглянув на тебя и беря в руки твои ладони, простонала: "Джесс! Пойдём домой!" Ты поразила меня не меньше. Ты отстранилась от неё и тихо прошептала, глядя прямо в её раскалённые "фонари": "Дура". Затем ты и вовсе отвернулась от неё и обратилась ко мне:
- Простите нас, пожалуйста.... Если можно сфотографируйте её на портрет несколько раз.
- Конечно. - Спокойно ответила я. Это была моя работа - фотографировать даже тех, кто был мне неприятен. Я же была твёрдо уверена, что ещё никого в жизни я так не ненавидела, как эту рыжую тварь.
Уже тогда мне стало жаль тебя. Мне стало жаль твои мягкие ладони. Каждое серебряное колечко на твоих тонких пальчиках. Твои стройные ноги. Твои чёрные густые ресницы. Твои глубокие таинственные глаза. Твоё мерное сладкое дыхание. Твои алые обветренные губы. Мне стало жаль тебя за то, что ты привязалась к такому ничтожеству. Ты была достойна лучшего. Я просто знала.
Спустя несколько дней Клер снова ушла. Проснувшись утром, Джесс просто не обнаружила её ни на постели, ни в комнатах.... Клер написала ей SMS о том, что с ней всё в порядке. Если говорить точнее, это выглядело примерно так:
"Джесс, не злись. На этот раз я больше не вернусь. Он хороший. Он то, что мне нужно. У нас когда-нибудь будут дети. Твоё имя навсегда останется для меня самой нежной музыкой".
Джесс машинально напечатала:
"В таком случае, слушая музыку твоего имени, я плачу... Вернись...".
Ответ не пришёл даже к вечеру. На этот раз Джесс показалось, что рыжая, действительно, сказала правду.
- Встречать новый год в одиночестве неприлично! - так рассуждал Кэмерон, случайный знакомый Джесс, распахивая перед ней дверь своего дома.
- Что делать, когда очень больно? - тихо спросила Джесс, приземляясь на жёсткую кушетку.
- Обычно помогает вот это! - он, улыбаясь, протянул девушке косяк.
К полуночи ими были опустошены три бутылки виски, как оказалось последние - пришлось перейти на водочные коктейли. Уже насколько раз Кэмерон пытался совратить Джесс. Безрезультатно. Он подошёл к центру и поставил какой-то диск. Приблизившись к девушке, он продолжил наступление:
- Джесс, а может, всё-таки попробуем? Я обещаю, ты останешься довольна! - Кэмерон опустил свои ладони на её плечи.
- Нет. Не стоит. - Её ответ прозвучал сухо и сдержанно, хотя и рассеянно от излишнего количества выпивки.
Он встревожено заметался по комнате из угла в угол, размахивая пустой бутылкой:
- Ты не права. Ты очень красива! Ты не можешь ставить крест на своей молодости! У тебя ещё будут дети!.. Будет любящий муж!...
Джесс смотрела на него в полном недоумении. Он ловким движением залил наполовину стакан водкой и затем до краёв подлил апельсинового сока. Джесс молча приняла стакан из его рук и почти за раз осушила. Немного закружилась голова. Стало ещё больнее. В ушах раздавалось самое нежное имя "Клер", и Джесс снова захотелось плакать....
Кэмерон прильнул к ней и подхватил её тело в танце:
- Ты просто не испытала, что значит быть по-настоящему любимой.
- В самом деле? - язык Джесс изрядно заплетался.
Кэмерон заметил это:
- Ты такая славная! Ведь ещё можно всё исправить, начать жизнь заново.
- Ах, заново?! - стакан Джесс выпал из её рук и покатился по линолеуму.
- Конечно! - его ладони скользнули на бёдра Джесс. Он наклонился, пытаясь коснуться её губ своими....
- Заново... - задумчиво простонала Джесс. - Ну, так трахни меня...
Рано утром Джесс, едва раскрыв глаза, обнаружила, с каким чувством она обнимала его....
Нет, это было не для неё. При звуке его имени, от его опытных прикосновениях не хотелось плакать. Что делать? Она вспомнила его вчерашние слова:
- Обычно помогает вот это. - Джесс недолго думая, запустила пальцы в карман его джинсов и, вытащив небольшой пакетик травы и забрав свои вещи, навсегда покинула этот дом....
Прошло ещё полгода. Джесс пила и не пьянела. Курила траву, но не отключалась. Ничто не помогало ей справиться с этой безумной любовью, со смертельной музыкой в её сердце. Она сектантка? Нет, отнюдь, нет. Как можно объяснить дикое количество "рыжих" одинаковых фото на стенах? Да никак. Как неразумный повод сойти с ума, как тяжёлый наркотик больному лейкемией, как мелкая соль в открытую свежую рану....
Сколько можно курить и упиваться в доску? "Хрен его знает". - Отвечала сама себе Джесс.
Прозрачный мартини зашуршит, проникая в тонкий бокал. Горячая жидкость облизнёт желудок.... И снова в душе заиграет тихая музыка.... И снова в глазах засверкают слёзы....
Я всегда где-то рядом.... Можно мне с тобой на "ты"? Ты ласково киваешь - жизнь не только слёзы....
Ты вновь пришла в моё ателье, Джесс. От тебя исходил гадкий запах алкоголя и табака. Ты переступила порог, едва я успела открыть ателье. Ты даже не взглянула на меня. Ты молча прошла на высоких, с шатающимися каблуками босоножках в помещение и мягко опустилась на широкое чёрное кресло, закрыв глаза руками. Я смотрела на тебя и думала, неужели удобно носить такое количество колец всего на десяти пальцах? Я не понимала, как губы могут быть такими яркими без помады, а глаза такими синими, словно линзы. Твои белые худые плечи слегка подрагивали. Короткий сарафан оголял длинные ноги, все в синяках и исцарапанные. Когда я подошла к тебе, меня пронзил ужас: на мягких бледных икрах, на коленях, на кровоточивших бёдрах глубокие порезы увековечивали лишь одно имя: Клер. Я схватила твою руку, она оказалась влажной от слёз:
- Что? Что с тобой случилось? К чему всё это?!
По твоим щекам текли мутные капли размывшейся туши. Ты молчала и тихо всхлипывала.
- Иди ко мне. - Это всё, что я смогла прошептать, принимая тебя в объятия.
Когда ты всё рассказала, мне безумно захотелось говорить о чём угодно, только не о Клер. Я закидала тебя глупыми, на мой взгляд, вопросами:
- Джесси! А зачем тебе столько колец - по два, по три на каждом пальце?
Ты хладнокровно поднесла свою ладонь к глазам, словно видела её впервые. Меня убило то, что ты начала говорить:
- Это, - ты обратила моё внимание на тонкое серебряное кольцо на большом пальце левой руки, - она подарила мне на двадцатипятилетие. А это - на безымянном - моё любимое, я ношу его, не снимая, словно обручальное. А это.... - твои глаза снова заблестели от слёз.
- Не надо. Прости меня. Не порть своё красивое личико слезами! - Я нежно коснулась твоих волос. Ты слегка вздрогнула от этого непрошеного прикосновения. Я продолжила, - ты очень красивая, Джесс. Я никогда ещё не видела таких длинных блестящих волос, как у тебя. И таких синих глаз. Знаешь, они как море! Нет, они красивее моря! Они дороже самых дорогих драгоценных камней и прекрасней самых прекрасных жемчужин. - Ты не сводила с меня удивлённого взгляда.
- Знаешь, а ты первая, кто говорит мне такие вещи! - Ты как-то наивно восторженно улыбнулась, - только мама, когда она ещё была жива, говорила, что моё богатство - это губы. Я не понимала её слов и лишь глупо улыбалась в ответ. Но сейчас я даже благодарна ей за этот яркий цвет, не поверишь, но я никогда даже не пользовалась помадой!
Джесс долго не решалась постучать. Дверь открыл молодой темноволосый парень.
- Я могу увидеть Клер?
- А вы кто?
Джесс на секунду задумалась....
- Никто. Я никто.
- Ну, проходите.... - парень был в недоумении.
Гостиная была небольшая, но уютная. На стене висело несколько фотографий новобрачных: высокого счастливого темноволосого юноши и ... не менее счастливой рыжеволосой девушки.... Вот они обмениваются кольцами. Вот их свадебный поцелуй.... Красиво. Но так больно....
Джесс вздрогнула, заслышав шаги за спиной. Сухое "привет" обожгло её чувствительные нервы.
- Привет! - улыбаясь, повторила Клер.
- Привет. - Беззвучно отозвалась Джесс.
- Фигово выглядишь....
- А ты восхитительно. Только поправилась немного.
- Я на пятом месяце.
Джесс попробовала улыбнуться.
- Я рада за тебя... за вас.
Молодой парень неслышно возник за спиной Клер и нежно обнял её за талию.
- Мне не стоило приходить...
Клер промолчала.
- Не злись, я никогда не пожелаю тебе плохого... Я просто пришла посмотреть в твои глаза...
- Ну, и как? - несколько насторожено спросила Клер.
- Всё в порядке. Ты счастлива.... Я вижу. Прощай.
- Кто она? - спрашивал Диллан Клер, когда Джесс уже хлопнула входной дверью.
Клер задумалась.
- Да никто...
Джесс торопливо шла по мостовой, закрывая глаза от попадавшего в них сигаретного дыма. Дождь? Нет. Это просто слёзы... слёзы той, кто слушая музыку, плачет....
Знаешь, мне так хорошо с тобой! Я благодарна судьбе за дар по имени Джесс, ниспосланный мне. Джесс, ты моя жизнь. Ведь и ты прекрасно понимаешь, что я умру без тебя! Ты постарела. Уже полгода я безрезультатно пытаюсь спасти твою угасающую красоту, но ничего не в силах сделать - ты ещё чаще, чем прежде тянешься к крепкой выпивке и травке.... Я просыпаюсь и долго смотрю на тебя. И мне кажется, что сегодня твоё лицо ещё бледнее, а синяки под глазами ещё заметней, чем вчера. От тебя больше не исходит нежный аромат восточных эфирных масел - за место него ты давно обзавелась горьким запахом табака, исходящим от твоих тусклых длинных волос и очень тонких, странно холодных пальцев.... Ты очень много спишь - но я терпеливо жду момента, когда ты поднимешь веки, чтобы пожелать тебе доброго утра, поцеловать твои бледные губы и отправиться на кухню приготовить чёрный кофе для тебя. Я хочу, непременно, увидеть твои глаза сегодня. Хочу, что б сегодня они были хоть чуточку счастливей, чем вчера... Ты всё, что есть в моей паршивой жизни. Я пытаюсь дарить тебе радость, но твой взгляд по-прежнему печален. Я знаю, часто, в тайне от меня ты плачешь.... Засыпая в моих объятиях, ты шепчешь, что любишь.... А ночью, полусонная, ты до сих пор называешь меня её именем. И мне становится настолько больно, что, мне кажется, что я хочу убить тебя своими же руками.... Но я никогда не сделаю этого, ведь мы обе прекрасно знаем, что тебе осталось жить не более полгода - у тебя рак печени - последней, неизлечимой стадии. Я жалею тебя, как могу, как ты когда-то жалела её - безвозмездно и безнадёжно. Но я никогда не брошу тебя, Джесс! Я люблю тебя.