Восемь наших "икейных" подушечек в виде сердечек, влажные от слёз. Я с мазохическим удовольствием время от времени их щупаю и снова погружаюсь в сон. Я сплю уже два дня. Два дня как я изживаю тебя из своего сознания. Просто надо спать, спать и смотреть сны, где тебя нет. Это очень просто. Итак, фантазия в стиле "брат2" - я не в твоих(!) милитари штанах, бейсболке (не твоей) цвета хаки, с наушниками в которых громыхают, твои (не любимые) Снайперы, иду по незнакомому городу... Я одна - ТЕБЯ нет!
Подушки высохли. На теле уже в стадии осени желтеют твои прощальные "поцелуи". Ты колотила меня с таким упоением, что казалось, начни я (как обычно) стращать милицией, то этим подам хорошую идею - всего-то десять лет в тюрьме, а сколько удовольствия - убить неблагодарную...
О боже, я почти неделю не была на работе! И не хочется. Ты довольна?
По квартире картинно разложены "американ экспресс", две "визы" и карточка какого-то австрийского банка. А на кухне ты "заботливо" оставила набор для "балтийского чая" (рецепт повстанцев с крейсера Аврора), лежит рядом с заварником Кузнецовского фарфора (о, сколько иронии!) - "круче только горы"... как ты мне надоела!
Я научусь злиться. Не обижаться, а злиться. Как умела злится ты - как злятся подростки. Ты говорила, что злость придаёт силы. Сейчас мне нужны силы - я начинаю всё с нуля, и обещала себе, что буду счастлива. Так и будет - время пошло.
В общей сложности - не густо. Семь тысяч на разгон? "Ты у меня дорогая женщина" - твои слова? Спасибо, теперь я как-нибудь без вас...
Фашистка, ницшеанка, атеистка, антисемитка. Подростковая жестокость и женская изобретательность - идеальное сочетание для расчетливой авантюристки... "Мы могли бы служить в разведке, мы могли бы сниматься в кино" Но бог наш Меркурий покровитель воров и купцов. Умный бог. Умная женщина... масштабная личность... в своём роде...
За двенадцать лет я вызубрила как тебя первоклашка азбуку. На каждую букву навесила ярлычок и положила на свою полку. Сама знаешь, какая аккуратная хозяйка. К чёрту хозяйку!
Нет, никогда не упрекну тебя в том, что "потратила на тебя лучшие годы" - у меня, их просто не было. Ты выделила мне в пользование пятилетний возраст - "Толстенькие женщины, как маленькие девочки" - говоришь ты, целуя мне пяточки. И, пожалуй, где-то около пятидесяти - "Пожалей меня, зайка-мамочка, я перепил" - и я тащу тебя блевать в ванную. А самое сладкое - импульсивного подростка и самоуверенную молодость ты оставила себе.
Чтобы начать всё заново, мне придётся прожить всё сначала.
Хорошо бы куда-нибудь уехать. Лежу на сердечках, тупо вожу лазерной указкой по гигантской карте Европы. В темноте красный кружок спотыкается о красные флажки. Ты отмечала ими "завоеванные" страны. В Альпах - россыпь красных флажков, ведь "горные лыжи это круто".
Ты в четвёртый раз лихо проносишься мимо, пока я лесенкой чертыхаясь ползу вниз. Ненавижу лыжи, боюсь высоты. Горы мне мстят - я падаю, падаю , падаю ..."А это моя зайка!" - ты уже навеселе, во круг тебя стайка девушек. Открыто целуешь меня в губы - ты гордишься тем, что лесбиянка. В честь потерянных лыж угощаешь всех девушек. Я остроумно пересказываю свои злоключения. Все смеются. В зеркальной стойке вижу себя улыбающуюся, с хорошей прической... и ревную тебя дико, протяжно, как волчий вой.
Решение пришло неожиданно. Простое, как всё гениальное. Не включая света, ищу в твоей тумбочке дротики от дартса. Нахожу их между вагинальными шариками и пристяжным фаллоимитатором - в игрушках.
Шумит вода, дверь в ванную приоткрыта. Я подглядываю - единственная возможность увидеть тебя голую. Ты белая, без малейшей примеси розового, гипс и молоко. Под гладкой кожей играют мышцы. Игра контрастов - нежного, тонкого и брутально-животного. Я цепенею, предвкушая, что ты развернешься ко мне, и я увижу твою грудь. Беззащитная и недоступная. Под прозрачной кожей голубые нити сосудов из-за вздернутых к верху сосков, хочется сказать - курносая. Я улыбаюсь ей, она мне... Я не заметила, как исчез шум воды, ты, улыбаясь, держишь ручку двери, на секунду мне показалось, что это приглашение, я поддаюсь вперёд - и получаю дверью по носу. Хлопнула дверь, щёлкнула задвижка. Из разбитого носа хлещет кровь на белую пижаму.
Со всей силы метаю в карту дротик. Не буду включать свет. Завтра посмотрю, куда он воткнулся. Как проснусь. Итак, снова фантазия в стиле "брат2"...
Не в твоих(!) милитари штанах, бейсболке (не твоей) цвета хаки, с наушниками в которых громыхают, твои (не любимые) Снайперы, я на вокзале незнакомого города, темпераментно доказываю на трёх языках, что не я у него хотела украсть рюкзак, а он у меня. Меня внимательно слушают восемь полицейских разных цветов, и вертлявый араб воришка.
"А ты, зайка, что бы делала, если бы у тебя вырвали сумку?" - одной рукой ты держишь на заплывшем глазу пятак, другой хватаешь со стола куски остывшего ужина . "Я бы огляделась - много ли свидетелей моего позора, а нет их (фух, пронесло!), поскорее бы скрылась с места пришествия." Ты смеёшься громко, раскатисто, во рту не дожеванная запеканка, зубы твои белее творога...
К черту араба! Я отказываюсь писать заявление, из участка мы с ним выходим почти друзьями, у него немецкое имя Клаус. Я дарю ему пятак и объясняю, зачем его нужно прижимать к глазу. Здравствуй, Копенгаген!
Под английской буквой "и" написано, что "информация для туристов" по субботам не работает. Меня, конечно, угораздило приехать в субботу. В ближайшей гостинице объясняют, что меня, конечно, угораздило приехать во время съезда каких-то министров, когда все приличные и неприличные гостиницы забиты журналистами. У выхода, щурясь подбитым глазом, меня ждёт Клаус.
Мелькают магазинчики дешевого золота, такси мчится по арабскому кварталу. Клаус вдохновенно рассказывает историю любви отца немца к матери арабке. Конечная цель пути - грязная улочка Лебяжий путь и маленький, нользвёздочный притон " Лебедь" - детище отца Клауса.
"Зачем ты воруешь, Клаус?" "Спорт!"- не задумываясь, отвечает он.
"Пойдём, зайка, пойдём" - ты тащишь меня по цивилизованному Банкокскому универмагу в его цивилизованный туалет. Я сшибаю пакетами вешалки с одеждой. В ослепительно белом туалете, плоскогрудая тайка, сосет через трубочку кислотно-красный напиток. Ты даёшь ей денежку, она ловко запрыгивает на стол для пеленания младенцев и в позе "у гинеколога", продолжает сосать трубочку. Машинально отметив фасон юбки "змеиная кожа", я смотрю ей между ног. "Это гермафродит, зайка, за двадцать долларов показывает, за пятьдесят можно трахнуть!"
Под бугорком размером в четверть сосиски - узкая дырочка. "А ты ей сколько заплатила?" Раздаётся характерное бульканье - тайка допила коктейль и теперь наслаждается хлюпаньем в трубочке. Меня мутит - "Ты даже поссать без приключений не можешь!" Выбегаю из туалета и, схватив первую попавшуюся тряпку, несусь в примерочную. В голове дикая картина - твоя голова под юбкой "змеиная кожа".
На каждом пальце по кольцу, на указательных по два, восемь колечек для пальцев ног, на запястьях в три ряда браслеты , на шее немыслимое количество цепочек, по изящной прищепке в ноздре, в ушах чудовищные серёжки. Пока я прибарахлялась золотишком, Клаус искал свободные номера в гостиницах. Чтобы ночевать под крышей мне, в мой непродолжительный отпуск, нужно сменить восемь гостиниц. Диапазон поражает - от "приюта убогого чухонца" в какой-то христианской общине, до люкса в пятизвездочном Амбасадоре. Обменяв листочек с адресами на купюру, Клаус привычным жестом взял рюкзак - сегодня я ночую в "Лебеде"!Распахнув дверь номера, Клаус ждёт мою реакцию. Реагирую немедленно - сдавленно охнув. В тесном номере от стены до стены гигантская кровать, четырьмя толстыми резными колоннами подпирающая пыльный малиновый балдахин. "Номер для новобрачных. На этой кровати папа сделал маме мня, а потом купил этот отель!" - Клаус доволен произведённым эффектом. "Я могу привести сюда проститутку?" - я жду реакцию Клауса. Он реагирует немедленно - листочком с цифрами. Первая сумма за час, вторая за ночь, ему задаток в пол суммы сейчас, остальное, по прибытии товара, ему же. А ей, сколько не жалко "постфактум". Не торгуясь, даю задаток за ночь...
Продолжение следует.