Наш город нас не любит, он нас осуждает.

Иногда мы это забываем: и тогда наши руки непроизвольно сплетаются, и плечи прижимаются  друг к другу. Я ничего не вижу кроме ее глаз, самых нежных и теплых. Я ничего не слышу, кроме ее слов быстрых и легких. Слов, что звучат только для меня. И чувствуя ее сильную нежную руку, я чувствую, как нет ничего важнее того, что мы идем по мокрому асфальту, и тихо шлепает рядом дождь и все в этот момент наше. И все презрение, которое высказывает наш город просто неважное.

Вообще-то, иногда он позволяет нам находиться в укромных местах. Но это лишь, когда у него бывает хорошее настроение. Еще, иногда, он устраивает для нас вечеринки, которые не имеют своего постоянного места назначения, а проводятся, где попало, как попало и кода попало. На эти вечеринки он как бы в насмешку запускает людей, которые приходят просто поглазеть на нас, и даже театрально поизображать нам подобным. Но у нас нет выбора в том, чтобы обижаться на него за это.  Потому что даже такое бывает единственным и позволяет побыть собой, т. е. побыть для нее тем как ей нужно.

Я могу себе позволить пригласить ее потанцевать подо что-нибудь нежное и лирическое. В ее глазах я читаю безграничную теплую нежность, в которой хочется тонуть. Ее губы шепчут мне о любви, и хочется бесконечно слушать, и чтобы музыка не кончалась. Мы становимся одним целым и плывем, не смотря на взгляды тех, кто сидит за столиком, и с любопытством нас разглядывая. Мы плывем туда, где нет никого, кроме нас двоих. Может на другую планету, где таких, как мы понимают.

Осознание реальности приходит после, когда музыка кончается, и мы останавливаемся.

Неприятное тянущее чувство присутствует на таких вечеринках.

"Фу, лесбиянки", говорит наш город презрительно. И преподносит нам неприятные сюрпризы после вечеринок. К клубу специально подъезжают похотливые пожилые мужчины, чтобы снять пару девочек на вечер. Это бы выглядело как обычное разнообразие в сексе. Мы бы танцевали около него, ласкали бы друг друга, раздевали. А он бы сидел, развалившись в кресле, и наблюдал. И это должно было выглядеть подарком для нас, и возможно, даже оплачиваться. Нам бы оплатили нашу нежность, наш полет и все безграничное, что окутывало в тот миг, когда мы были рядом.

Наш город не любит нас, он не желает быть свободным и избавится от предрассудков. Наш город не желает верить в то, что мы можем любить, и наши чувства ни в чем не уступают чувствам натуралов.