Она говорила: "Ты такая большая, а я такая маленькая... Везет тебе, ты сразу можешь дотянуться до антресоли, а мне приходится каждый раз скамейку подставлять..." И я, радостная, что она обнаружила во мне еще одно достоинство (мне так не хватало достоинств!), с готовностью бежала к антресолям, и даже без всяких просьб с ее стороны, и даже забыв, что она ниже меня всего на три сантиметра, и даже не догадываясь, что все это мне говорилось нарочно - чтобы не просить, чтобы не быть обязанной, и чтобы я все сделала за нее.
Она говорила: "Ты же знаешь наших врачей. Ведь они пальцем не пошевелят. Везет тебе, ты умеешь входить в кабинет, вышибая дверь ногой. А у меня другое воспитание, я не могу". И я, счастливая, что она так ценит мои способности, шла вышибать дверь ногой, чтобы достать ей направление на обследование.
Она говорила: "Мой начальник меня обижает. А я даже не могу сказать ему об этом. Он начнет на меня кричать, а я же не выношу крика. Везет тебе, ты умеешь отстаивать свои интересы..." И я летела на крыльях к ее начальнику - отстаивать ее интересы. Мои отношения с ним портились, а ее с ним - улучшались, ведь она всегда оставалась в стороне.
Она говорила: "Мне так неловко, что вот уже целый год я с ребенком живу за твой счет... Наверно, мне все же придется пойти подрабатывать уборщицей... Ну почему, почему я, человек с высшим образованием, должна губить себя в уборщицах?! Почему я такая несчастная?..." И я, обуреваемая жалостью к ней, совала ей деньги и обещала кормить ее до скончания века, только бы она не расстраивалась так сильно.
Она говорила: "Ну подумай сама, чему же мне радоваться? Сегодня в магазине я видела такие красивые куртки... Но я же нищая, которая сидит на твоей шее с ребенком. И вот я смотрела на эти куртки и думала: ну почему, почему я, творческий интеллигентный человек, должна жить в нищете и не позволять себе купить даже такую мелочь, как какую-то куртку?!" И я, расстроенная ее состоянием, бежала в магазин и покупала ей куртку.
Она говорила: "Ты очень нетактичный человек. Я понимаю, что живу за твой счет, вместо того чтобы пойти в уборщицы. Но ведь нельзя же быть такой бестактной! Ты просто молча вынимаешь деньги и молча их протягиваешь! Ведь это унизительно. Каждый раз, когда ты даешь мне деньги, я чувствую себя такой свиньей..." И я, испуганная собственной бестактностью, долго извинялась перед ней и умоляла ее принять от меня очередную порцию денег.
Она говорила: "Разве ты не понимаешь, как ты меня оскорбила? Ведь ты же знаешь, как я люблю сгущенку! И что же ты сделала? Ты подарила мне только одну банку! Как подачку! Как нищей! А себе ты купила две... И после этого ты еще считаешь себя моим другом?!"
Она говорила: "Ну спасибо тебе. Ты привезла из Москвы целую сумку продуктов. И что же ты сделала? Ты поделила их пополам! Мне стыдно за тебя. Ведь ты была в Москве две недели! И все эти дни ты ела там точно такие же продукты. А я здесь - не ела. И вот вместо того, чтобы всю эту сумку отдать мне, ты делишь ее пополам... И после этого ты еще смеешь говорить о любви!"
Она говорила: "Да как ты смела купить себе цветной телевизор! И кому? Себе! Ты же знаешь, что я не могу позволить себе купить цветной телевизор.... Что я так и подохну в нищете, живя на твои подачки!.. И вот ты покупаешь себе телевизор. Да я видеть тебя не хочу после этого!.."
...А теперь скажите себе честно как на духу: где и в какой валюте вы храните свой комплекс неполноценности? За какую веревочку нужно дернуть, чтобы вы открыли все - и дверь, и сердце, и кошелек? За что вы так себя наказываете? Или это и есть то самое странное счастье, которым вы мучаете себя, расплачиваясь за ваше нежелание видеть правду, за ваш панический страх остаться одной, за вашу нелепую уверенность в том, что вас все-таки любят - и что любят все-таки вас, а вовсе не то, что выносят от вас мешками на вашем же собственном горбу?
Не надоело?..