Амазонка. Русский армейский вариант

Военное дело в XIX столетии было самой распространенной мужской профессией. Человек без мундира как бы и за сильный пол не считался, тем паче если принадлежал к аристократии. Герой нашего повествования тоже не нашел иного способа стать мужчиной как пойти на службу. Обычный русский офицер, готовый терпеть голод и холод, нужду и лишения во имя неизъяснимой, алогичной имперской идеи, националист, слепо верящий в царя как в Бога. Ничего особенного в этой личности нет. Кроме ее принадлежности к женскому полу.

Неразделенная любовь

В своей книге "Записки кавалерист-девицы" легенда российского войска Надежда Дурова объясняет желание избежать женской доли стремлением к свободе. "Свобода, драгоценный дар неба, сделалась, наконец, уделом моим навсегда, - пишет она, обосновавшись в Конно-Польском полку под вымышленным именем Александр. - Я прыгаю от радости, воображая, что во всю жизнь мою не услышу более слов: "Ты, девка, сиди, тебе неприлично ходить одной прогуливаться!"

Ответственность за безрадостное представление о жизни женщин Надежда полностью возложила на собственную мать. "Может быть, я бы забыла все свои гусарские замашки и сделалась обыкновенною девицею, если б мать моя не представляла в самом безотрадном виде участь женщины. Она говорила при мне в самых обидных выражениях о судьбе этого пола: женщина, по ее мнению, должна родиться, жить и умереть в рабстве; что вечная неволя, тягостная зависимость и всякого рода угнетение есть ее доля от колыбели до могилы; что она исполнена слабости, лишена всех совершенств и не способна ни к чему, что, одним словом, женщина - самое несчастное, самое ничтожное и самое презренное творение на свете! Я решилась, хотя бы это стоило мне жизни, отделиться от пола, находящегося, как я думала, под проклятьем божьим. Отец говорил: "Если бы вместо Надежды был у меня сын, он был бы мне подпорою при вечере дней моих". Я едва не плакала при этих словах отца, которого чрезвычайно любила. Два чувства, столь противоположные - любовь к отцу и отвращение к своему полу, - волновали юную душу мою с одинаковою силою, и я занялась обдумыванием плана выйти из сферы, назначенной природою и обычаями женскому полу".

Любовь к отцу будущая амазонка пронесла через всю свою жизнь. А вот материнской любви Дурова добивалась тщетно. Дочь "пана малороссийского", 15-ти лет сбежавшая из дому в объятья "москаля", ротмистра Дурова, родила своего первого ребенка в 17 и тут же его возненавидела. "Мать моя страстно желала иметь сына и во все продолжение беременности занималась самыми обольстительными мечтами. Она говорила: "У меня родится сын, прекрасный, как Амур! Я дам ему имя Модест; он будет утехою всей жизни моей". Муки, предшествовавшие моему рождению, удивили матушку самым неприятным образом; они не имели места в мечтах ее и произвели на нее первое невыгодное для меня впечатление. Дитя принесли и положили ей на колени. Но - увы! - это не сын, прекрасный, как Амур! Это дочь, и дочь-богатырь!.. Мать толкнула меня с коленей и отвернулась к стене". Обычная реакция для несовершеннолетней девушки... Но эта роженица обладала редкой взбалмошностью. "В один день мать моя была в весьма дурном нраве; я не дала ей спать всю ночь. В поход вышли на заре, маменька расположилась было заснуть в карете, но я опять начала плакать и, несмотря на все старания няньки утешить меня, я кричала от часу громче: это переполнило меру досады матери моей; она вышла из себя и, выхватив меня из рук девки, выбросила в окно!"

Поведению барыни подивились даже видавшие виды гусары. Но маленькая амазонка оказалась крепким орешком и нимало не пострадала от полета, даже пользу извлекла: "С этого достопамятного дня отец вверил меня смотрению флангового гусара Астахова. Воспитатель мой по целым дням носил меня на руках, ходил со мной в эскадронную конюшню, сажал на лошадей, давал играть пистолетом, махал саблею, и я хлопала руками и хохотала при виде сыплющихся искр и блестящей стали; вечером он приносил меня к музыкантам, игравшим перед зарею разные штучки; и я слушала и, наконец, засыпала. При одном виде материнской комнаты я обмирала от страха и с воплем хваталась обеими руками за шею Астахова. Матушка со времени воздушного путешествия моего из окна кареты не вступалась уже ни во что, до меня касающееся, и имела для утешения своего другую дочь, точно уже прекрасную как Амур, в которой она, как говорится, души не слышала". При всей оптимистичности повествования, между строк чувствуются и боль, и ревность, усилием воли загнанные глубоко на самое дно сердца.

Увы - вскоре Дуров вышел в отставку и поселился в Малороссии. Гусары остались в прошлом, а Надежда очутилась один на один с материнской нелюбовью и в итоге, достигнув подросткового возраста, оказалась довольно странным существом. Она называет себя тогдашнюю "Ахиллесом в женском платье" и без прикрас описывает свою внешность: "Лицо мое было испорчено оспою, черты неправильны, а беспрестанное угнетение свободы и строгость обращения матери, а иногда и жестокость, напечатлели на физиогномии моей выражение страха и печали". Но все это мелочи по сравнению с той душевной инвалидностью, с которой Надежда входила в жизнь.

Гетеросексуальность

Брак как радикальный способ побега из-под родительской опеки до сих пор не потерял своей актуальности. Впрочем, первые знаки внимания молодых людей будущий офицер не трактовала как путь к свободе. Первая случайная влюбленность получилась с сыном соседской помещицы. "Это была первая склонность, и, думаю, что если б тогда отдали меня за него, то я навсегда простилась бы с воинственными замыслами". Была ли она на самом деле первой, и влюбленностью ли вообще - трудно судить, ибо в своих "Записках" Дурова строго "гетеросексуальна" и распространяться на любовные темы не любит.

Надежда Дурова в 14 лет

Надежда Дурова в уланской форме

Памятник Надежде Дуровой

Русская амазонка все же вышла замуж в 1801 году. В одном из немногих сохранившихся документов зафиксированы имя и должность супруга: "Сарапульского нижняго земскаго суда дворянской заседатель 14-го класса Василий Стефанов Чернов, 25 лет". Через год родился сын Иван. Далее, по официальной версии, у Надежды случился роман с заезжим есаулом, ради которого она и приняла тяготы военной жизни, бросив мужа и сына.

Никаких личных записей по этому вопросу она не оставила, поэтому остается лишь догадываться, как трудно и ненавистно было Надежде подобное насилие над своей природой. Какие же чувства могла испытывать она к сыну, явившемуся на свет в результате неестественных для нее сношений!

По другой версии, молодые не нашли общего языка, и Дурова вернулась в родительский дом - вещь практически невозможная по тем временам. И снова роман - уже не с безымянным есаулом, а с реальным поручиком Григорием Шварцем, любовником Филиппа Вигеля, литературного критика и приятеля Пушкина. Так вот, за этим самым Шварцем она якобы и бежала из родительского дома. Этот вывод исследователи сделали из письма Дениса Давыдова к Пушкину: "К несчастию ее, Шварца перевели тогда в Литовский уланский полк, который стоял тогда на Волыни. Она поскакала на Волынь... и, надев мужское платье, завербовалась в гусары". Трудно судить об осведомленности знаменитого партизана в личной жизни Надежды. Мои однокурсники, к примеру, твердо уверены, что у меня был бурный роман с одним из студентов - а все потому, что мы с ним регулярно пропадали в районе одного из ночных клубов. Сокурсники не знали о том, что в этом клубе мальчики и девочки расходятся в разные стороны - каждый по своим интересам.

Не в пользу предположений о "любовном" пути Дуровой в армию служит и то, что с женщинами такого рода военные обращались несколько пренебрежительно. К ней же относились исключительно как к равному собрату по оружию, хорошему офицеру, в котором никто не подозревал немужских качеств. Ну разве что усы не росли - так ведь молод еще! Хотя к моменту воплощения мечты Дуровой о военной карьере ей было 29 лет.

Тем не менее, факт остается фактом: одним прекрасным вечером Надежда оседлала любимого коня и сбежала, чтобы присоединиться к регулярным войскам. Ее приняли "товарищем" (рядовым из дворян) в Конно-Польский украинский полк под командованием Александра Васильевича Соколова.

Тайна

В описании своей военной жизни Дурова так и брызжет довольством. "Наконец мечты мои осуществились! Я - воин! Коннополец! Ношу оружие!" - и все таком духе, включая войну 1812 года и разные неприятности, в которые автоматически попадали все офицеры и солдаты. Надежда не позволяла себе никаких послаблений. "Охота же так бежать! (русская армия отступает. - Авт.). Я не знаю, что мне делать; смертельно боюсь изнемочь; впоследствии это припишут не чрезмерности стольких трудов, но слабости моего пола!" Судя по "Запискам", скрывать свою половую принадлежность ей не составляло труда. Надежда, похоже, получала немалое удовольствие, коллекционируя слухи о себе. "Замечаю я, носится какой-то глухой невнятный слух о моем существовании в армии. Все говорят об этом, но никто ничего не знает; все считают возможным, но никто не верит; мне не один раз уже рассказывали собственную мою историю со всеми возможными искажениями: один описывал меня красавицею, другой - уродом, третий - старухой, четвертый давал мне гигантский рост и зверскую наружность, и так далее... Судя по этим описаниям, я могла быть уверенною, что никогда ничьи подозрения не остановятся на мне, если б одно обстоятельство не угрожало наконец обратить на меня замечание моих товарищей: мне должно носить усы, а их нет и, разумеется, не будет". Но это не очень ее смущало.

Смущали ее только женщины. Их острых глаз она опасалась не на шутку: "Я не люблю тех обществ, где много женщин. Я боюсь их в самом деле, довольно женщине посмотреть на меня пристально, чтобы заставить меня покраснеть и придти в замешательство: мне кажется, что взгляд ее проницает меня; что она по одному виду моему угадывает мою тайну, и я в смертном страхе спешу укрыться от глаз ее!.. И мои однополчанки (те самые полковые женщины, жены и любовницы, в ряды которых некоторые историки так упорно пытаются запихнуть и саму Дурову. - Авт.) не пропускают случая приводить меня в краску, называя в шутку: гусар-девка! Но, будучи всегда с ними, привыкаю к этому названию, и иногда настолько осмеливаюсь, что спрашиваю у них: "Что вы находите во мне сходного с девкою?" - "Тонкий стан, - отвечают они, - маленькие ноги и румянец, какой каждая из нас охотно желала бы иметь, поэтому мы и называем вас гусаром-девицею, и - с позволения вашего - несколько подозреваем, не по справедливости ли даем вам это название".

Признание

Все же, по всей видимости, вечные прятки немало напрягали Дурову. Она хотела просто служить, просто делать карьеру. Для нее было важно признание значимых лиц - хотя бы как подтверждение тому, что пол не имеет значения. "Губернатор Мансуров долго разговаривал со мною, расспрашивая о действиях армии, и, прощаясь, в заключение сказал, что Россия не дошла бы до крайности отдать Москву, если б в армии все были такие офицеры, как я. Подобная похвала, и от такого человека, как Мансуров, вскружила бы голову хоть кому, а мне и подавно. Мне, которую ожидает тьма толков, заключений, предположений и клевет как только пол мой откроется! Ах, как необходимо будет мне тогда свидетельство людей, подобных Мансурову!"

Все открылось без скандала, тихо-мирно: слухи собрали, проверили, подтвердили у отца Дуровой, к которому она писала обо всем, и доложили государю. Александр первый гневаться не стал: разрешил продолжить службу, наградил Георгиевским крестом за военные подвиги, назначил регулярную денежную премию (ибо служить было недешево) и повелел ей именоваться по имени - Александровым. Государя Надежда буквально боготворила: "Твоему снисхождению, твоей ангельской доброте, а всего более твоему уму и великому духу, имевшему силу постигнуть возможность высоких доблестей в слабом поле! Истинно, государь проник в душу мою", - такими дифирамбами полны "Записки".

Отечественную войну 1812 года Дурова встретила в чине подпоручика, за боевые заслуги была произведена в поручики и удостоена чести стать адъютантом Кутузова. Характерно, что высшее начальство держало язык за зубами, так что пол новоиспеченного штабиста был известен далеко не всем. В битве при Бородино она получила серьезное ранение. Прослужив десять лет, в 1816 году Дурова по просьбе отца вышла в отставку в чине штабс-ротмистра и вернулась в родные края.

Дурова стала прототипом Шурочки Азаровой из фильма "Гусарская баллада"

Располагая свободным временем, Надежда взялась описывать свои похождения. После того, как "Записки" были окончены, за неимением занятия она поехала в Петербург. Здесь ее познакомили с Пушкиным. Александр Сергеевич похвалил ее литературные труды, напечатал их часть в своем "Современнике" и даже посоветовал издать полностью. И правда, роман "Кавалерист-девица. Происшествие в России" мгновенно стал, как говорят сегодня, бестселлером, а Дурова - модной личностью. На волне известности она вскоре написала и издала "Повести и рассказы" в четырех томах. Однако постепенно светское общество потеряло интерес к Дуровой, популярность сошла на нет. И тогда Надежда уехала в Сарапулу.

Женщины

Кто теперь знает, что именно искала Надежда в прекрасных своих современницах? Разве что фрейдисты могут предположить: отвергнутая матерью, она жаждала нежной любви, но безумно боялась каждой юбки. Этот страх мог быть преодолен во влечении к женщине старшего возраста. "Если бы я была К*** (полковой товарищ. - Авт.), то и я б выбрала ее в подруги жизни своей и любила б ее так же, как любит он: ехала б к ней, не спеша доехать, спала б всю дорогу и просыпалась бы у подъезда! Но что меня дивило и изумляло, и восхищало, это была мать ее, прекраснейшая женщина! Настоящая Венера! Если б только Венера могла иметь признаки сорокалетнего возраста! На этом очаровательном лице было собрано все, что есть прекраснейшего из прелестей: блестящие черные глаза, тонкие черные брови, коралловые губы, цвет лица, превосходящий всякое описание. Я смотрела на нее и не могла перестать смотреть; наконец, не умея говорить иначе как думаю, я сказала ей прямо, что не могу отвесть глаз от ее лица и не могу себе представить, что за восхитительное существо была она в юности!" - вот такие эмоции нашлись в "Записках". С насмешкой Дурова наблюдала за влюбленностями товарищей своих, по гусарской привычке увивавшихся за мало-мальски приятными дамами. А на постоях в молодого офицера влюблялись хорошенькие молодицы. Но только с полковыми дамами Дурова чувствовала себя свободно. "Я хотя и убегаю женщин, но только не жен и дочерей моих однополчан: я их очень люблю; это прекраснейшие существа в мире! Нет причуд, нет капризов. О, женщины полковые - совсем не то, что женщины всех других состояний. С теми я добровольно и четверти часа не пробыла бы вместе".

В военной карьере Дурова нашла себя и полностью реализовалась, в том числе и с мужской своей стороны. И далее она не видела никаких причин лгать себе и другим и имела достаточно внутренней свободы, чтобы оставаться собой. Она ходила в синем чекмене на крючках, шароварах и военной фуражке. Манеры соблюдала самые мужские - сидя на диване, закидывала ногу на ногу, упиралась рукой в бок, а в другой постоянно держала длинный чубук, выпуская клубы табачного дыма. Только малый рост, отсутствие усов и множество мелких морщин на смуглом рябоватом лице позволяли предположить, что это не мужчина. Но Надежда страшно не любила, когда к ней обращались как к женщине. Когда Пушкин при первой встрече поцеловал ей руку, Дурова от неожиданности покраснела, поспешно выхватила руку и воскликнула: "Ах, Боже мой! Я так давно отвык от этого!"

О ней болтали - не без того. Она и гермафродит, и лесбиянка, и гей в одном лице. А Дурова, не обращая ни на кого внимания, жила с возлюбленной - бывшей крепостной девушкой Варварой, называла себя Александром Андреичем и занималась благотворительностью.

Благосклонностью и особой любовью Дуровой пользовались животные. Еще в молодости, в полку, она горько оплакивала смерть любимой лошади, а затем не менее сильное впечатление произвела на Дурову смерть любимой собаки: "Амур умер на руках моих... С того времени мне часто случалось танцевать всю ночь, и смеяться много, но истинного веселья никогда уже не было в душе моей; оно легло в могилу моего Амура... Смерть моего маленького друга выжимает невольные слезы из глаз моих среди самых веселых собраний. Я не могу забыть его!" Свой дом она отдала под приют для животных.

Смерти нет

Умерла Надежда Дурова 83-х лет, 2 апреля 1866 года, завещав называть себя при отпевании Александром Андреевичем Александровым. Однако священник не решился нарушить церковные правила, и отпели ее по имени, данном при крещении. Зато хоронили Дурову с воинскими почестями. Перед гробом офицер местного гарнизона нес на бархатной подушечке ее Георгиевский крест. Первый раз со времени учреждения этого главного воинского ордена России им была награждена женщина. Почти через сто лет ту же награду на фронтах Первой мировой войны заслужила землячка Дуровой, Антонина Пальшина.

Ссылки:

Надежда Андреевна Дурова

Поделиться линком

Настоящий ресурс может содержать материалы 18+