Соня Секула (Sonja Sekula, 1918-1963) - художник, приятельница Фриды Кало и Алис Токлас, жены Гертруды Стайн. Она повесилась в собственной студии в возрасте 45 лет. Больше никто не делает ей инъекций, пытаясь погасить гадкой микстурой жар однополой любви. ...От атласа и бархата ее тела ничего не осталось. Только - картины.
Я сразу выделила ее в толпе фотографий, и она моментально ответила: взглядом на взгляд. Мой - пристальный, ищущий; ее - скользящий, чуть отстраненный... Но надежды на обоюдность, разумеется, нет.
Соня любит светлые блузы: ворот расстегнут. Свобода и свежесть в треугольнике обрамленного тканью белого тела. Ямочки на щеках и блестящие на солнце кудряшки: приблизиться и дотронуться, приобнять тень.
Вот она стоит, повернувшись ко мне обнаженной и безупречной, как мрамор греческих статуй, спиной - а по плите на кухне раскиданы палитра и краски. Вот сидит, как мальчишка, на корточках, глядит на рисунки. А вот в галстуке, в бриджах, в альпийских ботинках, улыбается в камеру посреди снежной пустыни, рядом со своей первой любовью: долговязой, с дипломатическим статусом и замашками дэнди, андрогинной Аннамари.
Кто-то полагал Соню слишком восторженной и "сверхпоэтичной"; кто-то рассыпался в эпитетах "умная, обаятельная, миниатюрная, - ну просто звезда немого кино!"; кто-то считал неуправляемой, сошедшей с ума.
А она сама так себя описала: "Не забывай, что я, есть, женщина, я - живот, я - меч, я - сосок, я - секс, я - мечта, я - крест, а еще воскресенье, а затем - зеркало".
Известный композитор Джон Кейдж посвятил Соне хайку.
Когда она жила по соседству с этим долгоиграющим творческим и любовным союзом мужчин (Джон Кейдж и танцор Мерс Каннингем), Каннингем попросил ее придумать дизайн костюма для представления, музыку к которому сочинил Кейдж.
Соня, с находчивостью и наитием гения, разрисовала трико и лосины танцора прямо на нем, объяснив, что рельеф его мускулов водит ее рукой и помогает найти нужные краски.
Тело и орнамент на ткани (с каждым новым перформансом от костюма отслаивались лепестки краски) дополняли друг друга. Не отделить чувства от творчества, любовь - от того, что хочется изобразить, себя - от другой.
Она любила женщин - и их рисовала.
Вот "Lesbiennes II"; вот "Amies". Линии переходят одна в другую, и непонятно, где начинается одна женщина и где продолжается другая, та, которая ее обняла. Вот сонины альбомы, где буквы перемешаны с буйной абстракцией красок, где излюбленное сюрреалистами "автоматическое письмо" неотделимо от набросков женских грудей и гениталий. Как отличить руку, которая записывает в тетрадку стихи, от руки, которая обнимает тебя?
Соня сообщала своей возлюбленной Алис Рахон: "Я пытаюсь сдержать чувства к тебе - и они переполняют меня и перетекают в картины".
Это красивое имя - Соня Секула - досталось ей по наследству от венгерца отца. Повторяю без устали. Наблюдая, как она сочиняет свои любимые хайку, как рисует "телефонные каляки-маляки", как расписывает "шкатулки для медитаций" (спичечные коробки) или заносит мысли в дневник:
"Гомосексуальность должна быть оправдана. Будем надеяться, что ее возьмет под свое крыло греческая мифология и защитят языческие боги природы, ибо она не грешит против природного естества. Она просто пытается соответствовать своим собственным правилам. Не стоит стыдиться любви к существу с такими же, как у тебя, душой и телом - но надо надеяться, что в каждой любовной истории присутствуют кристальность и чистота".
У нее были все предпосылки, чтобы стать всемирно известной художницей.
Ее отец был видным филателистом.
Она родилась, в 1918 году, в зажиточной швейцарской семье.
В юности она проживала в Нью-Йорке, на роскошной Парк Авеню.
Салон ее родителей навещал Марсель Дюшан, прославленный французский художник-концептуалист.
Она выставлялась вместе с Джексоном Поллаком и Максом Эрнстом, причем Эрнсту на выставке в Лондоне был оказан довольно холодный прием, в то время как картины Сони прошли "на ура".
Она была лично знакома с вдохновившим американских абстрактных экспрессионистов сюрреалистом Андре Бретоном и опубликовала в сюрреалистском журнале стихотворение под названием "Матка".
Ее работы висели в галерее Пегги Гугенхайм (чей образ с маленькой белой болонкой и непомерным секс-аппетитом запомнился нам по художественному фильму о Джексоне Поллаке).
Она повстречала в Мексике Фриду Кало, а во Франции - Алис Токлас, жену писательницы Гертруды Cтайн. О каждой из этих насыщенно любящих, неистово творящих, неординарной сексуальной ориентации женщин можно снять кинокартину и получатся великолепные, в духе Альмодовара, полнокровные драмы.
Но обстоятельства того времени и нравы общества препятствовали Сониной славе - и сейчас она считается "одним из значительнейших художников двадцатого века" только в Швейцарии, где родилась.
Практически все абстрактные экспрессионисты (Поллак, Вильям де Кунинг, Марк Ротко) были мужчинами и картины их были маскулинны, масштабны. Как мужское достоинство - все напоказ. Небольшие по размеру работы Сони как бы терялись на фоне непомерных гигантов.
Мужчины громко требовали вниманья к себе - Соня обращалась к "клозетному символизму", пряча чувства к женскому полу за пиктограммами, биоморфными изображениями, иносказанием красок.
Семеро мужчин во главе с Поллаком демонстративно ушли от галерейщицы Бетти Парсонс из-за того, что та начала уделять внимание более "альтернативным" творцам (в чьем числе была и Секула) - Соня в конце жизни вела уединенное существование и говорила, что теперь она "сама себе артворлд".
Она страдала депрессией и расстройствами психики, из-за чего периодически ложилась на лечение в санатории, где причиной шизофрении считали ее лесбиянство. Доктора, чтобы вылечить ее от "сексуальных расстройств", применяли шоковую терапию и популярное в те времена заворачивание в мокрые простыни.
Но, несмотря на "лечение", Соня продолжала влюбляться.
Ее первой "музой" была сверходаренная и сверхэнергичная швейцарка Аннемари Шварценбах, жена дипломата, за которой тянулся длинный шлейф скандальных романов.
Один - в Тегеране, c прекрасной турчанкой, дочкой посла (сегодня за такое в Иране казнят). Другой роман - c женщиной-археологом на раскопках в Туркменистане, вследствие чего Шварценбах оттуда выгнали в шею.
Когда Аннемари познакомилась с Соней, Соне было семнадцать. Аннемари, писательница и фотожурналистка, была старше ее на десять лет.
Судьбы их схожи. Обе происходили из зажиточных швейцарских семей. Обе пытались покончить с собой из-за несчастной любви. Обеих общество не принимало и не хотело понять.
Собственная семья (текстильщики, толстосумы) считала Аннемари вырожденкой. Несмотря на ее публикации. Несмотря на путешествия в Ленинград и Москву, Морокко и Конго, Афганистан и Ирак, откуда она привозила полные гражданского пафоса снимки.
Засняв на фотопленку зарождение фашизма в Восточной Европе и Великую Депрессию в США, Аннемари спешила жить и любить, как будто предчувствуя, что в возрасте тридцати четырех лет упадет с велосипеда и разобьется.
Второй любовью Сони была замужняя художница Алис Рахон. После разрыва с ней Соня зареклась любить женщин, но в тридцать лет встретила художницу Манину Терен...
Была еще уже упомянутая арт-дилерша Бетти Парсонс, которая, будучи Сониной близкой подругой, представляла ее творчество в течение десяти лет. Говорили, что она переспала с самой Гретой Гарбо! В двадцатых и тридцатых годах Парсонс не скрывала своего лесбиянства, но Америка после Второй Мировой войны посуровела и Бетти пришлось забиться "в клозет". Как она на закате жизни - когда уже не надо было оберегать свою профессиональную репутацию - сообщала биографу:
"Понимаешь, когда ты отличаешься от других, все тебя ненавидят. Они тебя просто не переносят на дух и пытаются сделать все возможное, чтобы тебя растоптать. Мне было известно слишком много подобных историй. Я совсем не хотела попасть под копыто толпы".
А Соня не дала себя растоптать. Она повесилась в собственной студии в возрасте сорока пяти лет. Ей больше не надо никому доказывать, что она не вырожденка. Никто больше не заворачивает ее в мокрые простыни. Не делает инъекций, пытаясь погасить гадкой микстурой жар однополой любви. Ей больше не нужно, разорив семью дорогостоящими лечениями в санаториях, трудиться ни бухгалтером на фабрике, ни в прачечной для душевнобольных, ни в фирме по импорту куриных яиц.
От ее мраморной спины, от ее ямочек на щеках, от ее мальчишеской миниатюрной фигуры, от ее увлечений музами, Манинами, Алисами и другими богинями, от ее аьпийских ботинок, от атласа и бархата тела ничего не осталось.
Только - картины.